Александр Кучаев

«ЗА МЕРТВОЙ ЧЕРТОЙ»

«Не собирайте себе сокровищ

на земле, где моль и ржа истребляют

и где воры подкопывают и крадут;

Но собирайте себе сокровища

на небе, где ни моль, ни ржа не

истребляет и где воры не подкопывают и не крадут».

Евангелие от Матфея.

Глава первая.

  ПОЯВЛЕНИЕ ИСПАНЦА

     - А, так вы из Ольмаполя! – обычно восклицали мои собеседники, узнав, откуда я родом. И переводили разговор на невероятные сверхъестественные события, происходившие в своё время в нашем городе. Причём так их расписывали, что только диву можно было даваться! И чем дальше была сторона, тем больше было разных выдумок и кривотолков.

    Впрочем, и в самом Ольмаполе мало кто отличался достоверностью сведений. Одному мне было доподлинно известно, как развивались эти события, потому что я участвовал в них от начала и до конца.

    Всё началось с того, что городские власти закрыли детдом №1 под названием «Обвязино» и, разогнав воспитанников по другим сиротским приютам, за гроши передали его строительному магнату Колмовскому.

    Переделав здание, магнат разместил в нём ночной клуб «Нирвана», спортзал, сауну, всякие массажные кабинеты с девочками-массажистками и т. д. и т. п. Словом, получался замечательный развлекательный центр для богатых.

    Располагалось это заведение на краю просторного парка возле чудесного озера Чехоньлей. С другой стороны – к «Нирване» почти вплотную подступали кривенькие улочки местных фавел всё с тем же общим названием Чехоньлей, где обитала городская беднота.

    Но случилось нечто невообразимое. За день до открытия центра почва под ним стала стремительно проседать, а воды озера полниться и едва не выходить из берегов. Сначала под воду ушёл первый этаж, за ним второй, и вскоре на поверхности осталась лишь островерхая, крытая синей черепицей крыша. На этом наступление Чехоньлея прекратилось.

    По периметру озера собрались многочисленные толпы ликующего народа. Слышались крики: «Это их Бог наказал!»; «Давно бы так!»; «Всех бы этих кровососов взять и в воду!»; «На вилы бы их, эксплуататоров проклятых!» Короче говоря, народ ярился, но дальше выкриков дело не подвигалось.

    Я переходил от одной группы горожан к другой, жадно улавливая каждое слово. Будучи бывшим воспитанником злосчастного детдома, я, наверное, больше всех радовался несчастью, случившемуся с богатеями.

    На участке берега, который ближе всего подходил к затопленной «Нирване», стояли несколько иномарок, а возле них – важные, упитанные, надутые спесью Колмовский, мэр города Федотов, он же глава района, другие начальники и прибывшие с ними свиты. Колмовский отдавал какие-то распоряжения, кажется, речь шла о применении мощных насосов и укреплении грунтов.

    Этих людей я ненавидел лютой ненавистью.

    Машина магната стояла крайней в ряду. Не знаю, как у меня оказался булыжник, словно кто сунул его мне в руки. Бросок, хрустящий звук, и лобовое стекло иномарки пошло густой паутиной трещин. Толпа ещё больше возликовала, но расступилась, и я остался один перед охраной нуворишей.

     Ноги сами понесли меня к лабиринтам фавел, где можно было найти укрылище. За спиной крики, какой-то неясный шум, всё это отдалялось и глохло. Вот один переулок, за ним другой. Вот уже позади и шестнадцати квартирный «клопятник», за которым должен был обозначиться спасительный пробой между сараями, а за ним лаз, известный мне ещё с прежних детдомовских времён. Всего несколько шагов и я буду в безопасности.

    Но тут дорогу преградил внедорожник, выехавший из-за угла. Распахнулись дверцы, и возле машины выросли двое с резиновыми дубинками. Я оглянулся. Позади меня, в некотором отдалении, остановился ещё один автомобиль. Из него также вышли двое.

    Потом меня били. По почкам, печени, по рукам, которыми я пытался защитить голову. Но больше по горбу, торчавшему под левой лопаткой. Я был горбатым. Давно, шестилетним, поехал на велосипеде с крутой горы, упал, вывихнул позвонок у основания шеи, и вот – такое украшение.

    Я думал, меня забьют насмерть. Внутренние органы словно взрывались, жизнь уходила из тела, мутилось в глазах. Но уже, казалось, умирая, я продолжал испытывать ненависть к людям, наносившим мне увечья. Охаживание дубинками сменялось смертным боем ногами. На мне вымещали и разбитое автомобильное стекло, и поглощение водой «Нирваны», и все неприятности, когда-либо выпадавшие на долю этих людей.                                                                                       

    И вдруг, побои прекратились. Кто-то наклонился надо мной и тронул за плечо.

    - Как вы себя чувствуете, мой друг?.. Гм, кажется, вполне сносно. Тогда не будем вести время. Подымайтесь, нам надо уходить.

    Всего секунду назад в проблесках сознания присутствовало одно единственное ощущение, что тело моё расплющено и полностью парализовано. Но едва этот кто-то прикоснулся ко мне, как я сразу же почувствовал прилив новых сил, боли заметно притупились, и их можно было претерпевать.

    Пересиливая немощь и стараясь казаться стойким, я насколько мог быстро привёл в движение мышцы ног, приподнялся, встал и оказался лицом к лицу с человеком лет сорока. Нет, не сорока… Ему можно было дать и шестьдесят, и тридцать – у него был какой-то переменчивый вид. Среднего роста, строен, в широкополой шляпе с низкой тульей, канотье, кажется, называется – такие сейчас никто не носит. В улыбке, шевелившейся на губах, было и сочувствие, и коварство. Он походил на француза, как его, Жан… Дальше не помню. Глаза этого типа, непонятно какого цвета, в данный момент излучали дружеское тепло.

    Вокруг нас, выронив дубинки, в самых неестественных позах лежала охрана Колмовского. Выпученные остекленевшие зерцалы, судорожные однообразные движения и беспомощные попытки набрать воздух в лёгкие, сопровождаемые мучительными горловыми конвульсиями. Создавалось впечатление, что этих здоровенных мужиков поразило что-то изнутри, какой-то внутренний негативный заряд.

    Достав платочек, я помимо воли охнул от острой рези, пронзившей спину, замер на секунду, пережидая, пока отпустит, после чего вытер разбитый нос, промокнул пораненную кровоточащую губу и несколько раз провёл ладонями по рукавам, переду рубашки и штанинам, стряхивая приставший мусор.

    - Уходим, - повторил незнакомец, и легонько взял меня за плечо, задавая направление.

    - Вы, наверное, каратист или самбист, - сказал я, стараясь не отставать от своего спасителя, и непрестанно оглядываясь назад. В сужении переулка под окнами двухэтажного «клопятника» одиноко оставались два чёрных автомобиля, а между ними виднелись плоские неподвижные фигурки охранников. Мне всё сдавалось, что сейчас они встанут и кинутся за нами вдогонку. – Каратист, самбист или боксёр.

    - Ни то, ни другое, не третье. Да не волнуйтесь, Аркадий, из-за хулиганов, напавших на вас. – Он назвал меня по имени, хотя мы не представлялись. – Они очухаются не ранее, чем через полчаса. За это время мы можем обойти половину города.

    - Ни то, ни сё, но владеете боевыми искусствами.

    - Пожалуй, владею.

    - Ещё бы не владеть – таких амбалов завалили! А чем вы их – кулаком или ногой?

    - Я уж и не помню. Быстро как-то всё получилось: рраз – и они на полу, то есть, на земле.

    - Молодца! Эх!..

    Мне льстило, что рядом со мной столь незаурядная личность. Я и сам всегда мечтал быть сильным и ловким, способным отразить атаку множества врагов, немало делал для этого, но где мне было до него!

    Незаметно мы оказались на главной улице.

    - Вы голодны, вам надо покушать, - сказал незнакомец.

    И правда, утром я выпил лишь стакан полусладкого чаю, а уже близился вечер, и пустой желудок напоминал о себе сосущими спазмами.

    Мы остановились перед дверьми «Золотого дракона», лучшего ресторана города, завсегдатаями которого были лишь представители ольмапольского делового, чиновничьего и бандитского истеблишмента.

    - Что вы, нас туда не пустят, - сказал я и, опустив голову, показал взглядом и жестом на свою потёртую одежду. Пока меня валтузили в том переулке, штаны и рубашка запылились, в нескольких местах виднелись кровяные пятна, и как я ни старался отчиститься по пути сюда, попытки мои были мало успешны. К тому же, ресторан для людей такого сорта как я всегда являлся запретной зоной. Я никогда не думал и не мечтал оказаться в подобном заведении, да и сейчас в карманах у меня было всего лишь полтора рубля мелочью.

    - Думаю, что пустят, - сказал незнакомец и, не колеблясь, взялся за ручку двери. – И не беспокойтесь о деньгах, я угощаю.

    Действительно, мы довольно свободно прошли в зал со столиками. Человек, за которым я следовал, держал себя достаточно уверенно, обслуга немедленно отступала в сторону и даже показывала дорогу. Швейцар строго посмотрел на меня и уже открыл рот, чтобы, видимо, произнести «А ты куда!?», но короткое повелительное мановение руки незнакомца мгновенно изгнало из него ретивость, и страж дверей склонился в почтительном поклоне.

    Нам выделили место в дальнем углу зала возле окна, из которого хорошо просматривалась вся прилегающая часть улицы. Мы уселись друг против друга.

    - Зовите меня дон Кристобаль, - сказал мой новый товарищ.

    Раз «дон», значит, испанец, но это полностью исключено! Каким ветром выходца с Пиренейского полуострова могло занести в наше захолустье? И так чисто говорит по-русски! Врёт, несомненно. Хотя, очень похож… Да пусть врёт. Я находился под обаянием этого человека и многое готов был простить ему.

    - Меня вполне можно причислить к пиренейцам, - сказал дон Кристобаль, словно читая мои мысли. И немного дурашливо произнёс несколько слов похожих на испанскую речь. – iDios mio,  gue pesadilla! Позже я узнал, что эти слова означают: «О Боже, какой кошмар!»                                   

    - Вы ведь слышали предположения уфологов, - полувопросительно произнёс он уже на русском, - что в человеческом сообществе вращается немало представителей инопланетных или параллельных миров?

    Его слова проносились в моём сознании как вспышки звёзд в ночных небесах.

    - Конечно, слышал. Об этом и по телевидению говорят.

    - И каково ваше отношение к подобным разговорам?

    - Ну, такие типусы, может быть, присутствуют среди нас, а может – и нет.

    - А вам хотелось бы встретиться, скажем, с персоной, прибывшей из параллельного пространства?

    В течение всего этого диалога дон Кристобаль не спускал с меня пристального изучающего взора. Голос его постепенно стал звучать как бы сквозь вату, со стороны, и как бы стал окутывать меня лёгкой плывущей кисеёй забвения, через которую не переставал проникать присущий ресторану едва уловимый запах свежесваренного кофе и ещё чего-то вкусного, обострявшего чувство голода.

    - Любому, наверное, приходили мысли взглянуть хоть одним глазком на какого-нибудь пришельца. Я сам иногда задумывался об этом. Вопрос, как его распознать среди остальных людей?

   Мне стало немножко смешно. Я чуть ли не со дня рождения был одинок и всегда хотел подружиться с кем-нибудь, тем более с выдающейся личностью. А инопланетяне, несомненно, должны обладать незаурядными качествами. Только эти «ино» и всё, что связано с ними, скорее всего, чушь, и наш разговор переходил уже в область нелепой несуразной фантастики.

    - Конечно, - сказал дон Кристобаль, - он не стал бы объявлять во всеуслышание, что является представителем иной цивилизации. И вряд ли бы он сколько-нибудь заметно отличался от окружающих. Только если шляпой канотье, такой, как у меня, или ещё каким-нибудь пустяком.

    - Понятно, что его ничем не выделить среди прочих. – Мне пришлось кашлянуть, чтобы скрыть свой скепсис. – Наверное, это был бы своего рода разведчик.

    - У него может быть и совсем другое задание.

    - Например, что-нибудь взорвать! – Я не смог сдержать улыбки.

    - Или, - испанец многозначительно прищурился, всё также буравя меня глазами, - исправить ту или иную ситуацию в лучшую сторону.

    - А зачем бы ему понадобилось исправлять? Что за альтруизм!?

    Я отрицательно покачал головой, всем своим видом выражая сомнение. В памяти всплыли телепередачи с участием тех же уфологов, предупреждавших об опасности встречи с пришельцами. И смертоносные лучи, исходящие от их летательных аппаратов. И медицинские эксперименты над людьми. И немалое число похищений. Там такая «дружба» могла вылезти, что небо с овчинку... Впрочем, всё это фантастика, вновь подумал я. Если серьёзно – никаких пришельцев нет и быть не может.

    - Дело не в альтруизме. – Дон Кристобаль внимательно обвёл глазами ресторанный зал, задерживаясь на мгновение на отдельных его деталях и перемещающихся фигурах обслуги, и вновь обратился ко мне. – А в том, что ваши неурядицы мешают развитию тамошнего параллельного мира.

    У меня стало появляться ощущение, что испанец пытается докопаться до самых исподних моих мозговых извилин.

    - Предположим, что общество, находящееся за параллельной чертой, в своём развитии ушло далеко вперёд. Но всё в Мироздании взаимосвязано, и отставание человечества, вкупе с разными нравственными извращениями, стало тамошним обитателям мешать, оно негативно влияет на их ноосферу. Вы для них как кривое зеркало, в котором искажается действительность. Лучше, чтобы эта кривизна исчезла. Известно ведь, что в одних случаях зеркало может лечить, в других – наносить ущерб здоровью. Глядя в ваше зеркало, вполне вероятно заполучить весьма неприятную хворобу. И вот оттуда, из параллельного края, сюда направляют одного из своих профи. Для устранения помех, не позволяющих вам прогрессировать. Первое, что он сделал, это утопил «Нирвану», ибо основание её на месте детского дома было наивысшей несправедливостью, злостным уродованием социальных взаимоотношений и без того достаточно примитивных.

    - Какой-нибудь легковерец, - сказал я, - заключил бы из ваших слов, что прибытие инопланетянина – свершившийся факт.

    - А что, если так и есть!? Прибыл и уже действует. Утопление развлекательного центра…

    К нам приблизился официант, и дон Кристобаль стал что-то довольно долго говорить ему, водя пальцем по меню. Официант кивал головой и не переставал чиркать карандашиком в блокноте, очевидно, записывая заказ. Я впервые оказался в ресторане, подобные сцены видел только по телевизору и поэтому наблюдал с интересом.

    - И кто мог бы быть этим профи? – сказал я, когда официант удалился. – Укажите мне на него. – Я протянул руку в направлении окна, за которым какой-то пьяный парень зигзагами тащился по тротуару. Он всё хотел продвинуться вперёд, но его неизменно тянуло то в одну сторону, то в другую. – Уж не тот ли несчастный, который еле держится на ногах!?

    - Скажите, я – подходящая кандидатура? – Испанец вызывающе выставил подбородок. – Что бы вы ответили на моё заявление, что я и есть тот самый посланец?!

    - Ответил бы, что анекдоты лучше всего после обеда рассказывать.

    - Весьма достойные слова. Так-так… Ему мало «Нирваны», для веры нужны новые чудеса. – Дон Кристобаль несколько рассеянно поводил ладонями по крышке стола туда, сюда, и мне стало казаться, что стол тоже начал раскачиваться в такт его движениям словно лодка на пологой волне. Но это оттого, наверное, было, что странные интонации его голоса как бы продолжали окутывать меня всё той же плывущей кисеёй забвения, что и в начале нашего разговора. Не только стол, но и стены уже покачивались и плыли, как в тумане, и люди в ресторане, похоже, ходили по колено в стелющемся над полом белом дыму.

    – Я уже упоминал, что в своём развитии мы ушли далеко вперёд, поэтому многое можем. – Он прострелил меня странным гипнотическим взглядом, отчего я вздрогнул и почувствовал быстрый озноб вдоль позвоночника, впрочем, тут же исчезнувший.

    - Ваше проклятие – горб под левой лопаткой. И вы сочли бы за великое счастье избавиться от него. Мысли об этом не покидают вас ни на минуту.

    Испанец не переставал всматриваться, словно стараясь проникнуть в такие потаённые глубины моего сознания, которые были неведомы мне самому.

    Мне вдруг стало жарко. По лицу, спине, груди побежал обильный пот, тело начало расслабляться и погружаться в необычную сладкую истому, в какую, наверное, можно было погрузиться только в перворазрядной небесной сауне под руками опытнейшей ангелицы-массажистки, севшей на тебя верхом. А потом ощущение самого себя и вовсе исчезло, течение мыслей полностью прекратилось, я видел только чёрные всевластные глаза напротив. Чёрные – вот каков их цвет!

    Потом наступил кратковременный, как мне показалось, провал в памяти.

    Когда реальность вернулась, я увидел дона Кристобаля, созерцавшего всё того же пьяного парня за окном, нашедшего, наконец, приют на обочине дороги.

    Я же ощущал незнакомую лёгкость во всем теле, непривычную гибкость суставов, как бы эластичность позвоночника – прежде отвратительный спинной нарост постоянно придавливал к земле. Мне почудилось, будто я стал стройнее и выше ростом, и почти сразу же понял, что это так и есть, я вырос сантиметров на двенадцать, а горб исчез и уже не крючит спину.

    Хватнув себя за спину одной рукой, другой, я почти беззвучно ахнул, затем, не удержавшись, вскочил со стула и подбежал к огромному в полстены прямоугольному зеркалу, сиявшему у входа в зал.

    В зеркале стоял молодой парень, действительно высокий, широкоплечий, с широкой же выпуклой грудью. Ставшая короткой рубашка едва доставала до поясницы. При всём при этом – ни малейшего намёка на горб.

    Это был я! Нет, кто-то другой! Я никак не мог быть таким! Я должен был оставаться горбатым, ничтожным, всеми призираемым и ненавидимым.

    Глаза мои всё ещё источали неверие, и одновременно в них начала зажигаться радость возрождения, радость оттого, что вроде бы я становился своим среди других людей.  Лицо, только что искажённое  воздействием уродства, приняло правильные очертания. Пусть я и не стал красавцем, но наверняка должен был теперь привлечь к себе не один заинтересованный женский взгляд.

    В голове ещё больше закружилось, и я опустился на стул, так кстати оказавшийся подле. Ресторан и люди в нём куда-то исчезли, на время я обо всём забыл, и только узенький холодочек слёз не переставал ощущаться на щеках…

    - Как вы себя чувствуете? – спросил испанец, когда я до крайности возбуждённый и поверженный в какую-то неведомую прежде неземную усладу вернулся за стол.

    - Как чувствую?.. – прошептал я, упираясь взглядом в своего благодетеля и едва сдерживая рыдания. Всё-таки две слезинки навернулись на глаза, и я смахнул их ладонями. – Это чудо какое-то! Я не знаю, что сказать! Невозможно передать словами, что я чувствую! Я словно заново родился. Скажите, что мне такое сделать, чтобы хоть чем-то вас отблагодарить!? Я… я всё для вас сделаю. Жизни не пожалею…

    - Потом отблагодарите, – сказал испанец, не дав мне договорить. И немного кривовато усмехнулся. – Когда представится случай.

    Официант принёс заказанные блюда, но почему-то еду принесли только мне, а перед доном Кристобалем поставили один лишь стакан виноградного сока.

    - Я солнцеед, - сказал старший товарищ, опережая вопросы. – Восполняю энергию тела за счёт солнечного излучения. Таких людей немало и в вашем мире. Еда мне, практически, не нужна. Глоток сока это так, для компании.

    Он отпил немного, я же, по мере возможности застопоривая работу челюстей, чтобы не показаться чересчур прожорливым, принялся поглощать одно блюдо за другим. Фирменный салат, состоявший из телятины, болгарского перца и баклажанов, обжаренных в растительном масле. Слабо солёную сёмгу. Суп-лапшу куриную с грибами. Свинину с черносливом, курагой, сыром и специями. Штрудель яблочный из слоёного теста. Ароматный кофе со сливками. Всё было исключительно вкусно. Прежде ничего подобного я никогда не едал. И не знал, что такая еда существует.

    Мой друг-приятель сколько-то минут наблюдал за тем, как я управляюсь с кушаньями, а потом немного смущённо проговорил:

    - Гм, пожалуй, я нарушу табу. Ну его к чёрту. Вы едите, а я – нет! Такое невозможно дальше терпеть.

    Он поднял вверх палец. Официант, не спускавший с него глаз, тотчас же принял заказ. Принесли ещё тарелки с холодными закусками, затем с дымящимися горячими блюдами и графинчики с водкой. Испанец опрокинул в себя рюмку крепкого пшеничного напитка и навалился на еду так, словно не ел целую неделю.

    Тем временем ресторан заполнялся компаниями посетителей. Постепенно большинство мест оказались занятыми. Заиграла негромкая успокаивающая музыка.

     В какой-то момент в зале появилась группа молодых людей, неспешно направившихся к углу, в котором мы располагались.

    - Что такое, Арнольд?! – сказал один из них, обращаясь к ресторанному распорядителю и показывая на нас. Я узнал его. Это был Гриша Федотов, сын городского мэра, высокий, стройный, смазливый лицом – что-то от него исходило приятно-конфеточное. Одни зелёные глаза чего стоили. Наверное, не одну женщину они лишили сна. Время от времени его показывали на телеэкранах. Встретившись со мной взглядом, он чуть поморщился, видимо его смутила неказистая одежда, прикрывавшая моё тело. – Что такое, наши места заняты!

    Арнольд угодливо засуетился.

    - Мы не думали, что они засидятся. Минуточку.

    Склонившись к дону Кристобалю, он что-то зашептал, показывая на столик у входа в зал.

    - Вы хотите доставить нам неудобства, чтобы было удобно этим господам! – достаточно громко ответил испанец. Он неторопливо выпил ещё рюмку, на этот раз не пшеничной, а ржаной, и отёр рот бумажной салфеткой. – Нет, мы не будем пересаживаться. Думается, с золотой молодёжью ничего не случится, если сегодня она посидит у входа.

    - Жорж, Алекс, помогите пересесть этой парочке, - вполголоса проговорил Григорий.

    Двое довольно мощных толстошеих парней вышли из-за его спины и уверенно направились к нам, очевидно, намереваясь ухватить за шиворот.

    Дон Кристобаль подался ко мне и шепнул с оттенком шутливости:

    - Мой друг, придётся вам защитить нас.

    От него слабо пахнуло водочным перегаром.

    - Не уверен, что…

    - У вас всё получится. Я помогу. Приступайте.

    Делать нечего. Отставив стул, я шагнул навстречу молодым людям, которые совсем ненамного были старше меня. Робость, секунду назад заставлявшая моё сердце биться не совсем ровно, исчезла, вместо неё появились удальство и злость, знакомые по предыдущим схваткам в разных закутках и подворотнях.

    Дальше действие происходило как в плохом боевике. Поняв по моему виду, что я собираюсь оказать активное сопротивление, один из парней, Жорж, провёл молниеносный боковой удар левой мне в голову. Почти провёл. Ловко это у него получилось, но я подался чуть назад, и атака была нейтрализована. Пролетев мимо моего носа, кулак врезался в физиономию Алекса, отчего последний растянулся на полу.

    Раздосадованный оплошкой, Жорж пришёл в ярость; лицо его налилось кровью, губы стиснулись в узкую полоску. Следующим ударом, прямой правой, он хотел припечатать меня к стене, но опять едва заметный уклон и… Кирпичная стена, задрапированная тканью, устояла, а мой противник с глухим рычанием опустился на колени, держа на весу онемевшую руку. Наверняка, кисть у него была сломана в двух или трёх местах.

    Вот, собственно, и всё. Я вернулся к дону Кристобалю, и с неведомой мне прежде невозмутимой весёлостью принялся за прерванную трапезу. Я чувствовал себя молодцом. Особенно мне понравилась собственная реакция и скорость движений. Испанец, с невинным видом наблюдавший за схваткой, зевнул, прикрывая рот ладошкой, и, опрокинув очередную стопку, принялся за багряно-красный приправленный сметаной украинский борщ.

Продолжение »